Чужой: Завет

Через пять лет после спорного, но красивого и беспощадного “Прометея” Ридли Скотт наконец выпустил “Чужой: Завет”. В название вернулось имя жуткой твари, чье происхождение режиссер пытается объяснить в течение двух часов с помощью библейских мотивов, стихотворений Байрона, холодных глаз Майкла Фассбендера и череды случайностей, которые на самом деле не имеют никакого значения.

“Я ненавижу космос”, — говорит один из членов экипажа во время посадки на неизвестную планету. “Тебе бы йогой заняться”, — отвечает ему второй. В контексте последующих событий и манеры их подачи эта маленькая сцена похожа на крик души режиссера.

Экипаж космического корабля “Завет” должен доставить две тысячи колонистов на планету Оригаэ-6, но внезапный выброс солнечной энергии осложняет задачу. Служебный андроид Уолтер (Майкл Фассбендер) поднимает команду из криосна на семь лет раньше положенного. Бортовой компьютер “Мама” случайно ловит сигнал SOS, идущий с ближайшей планеты, которая вполне пригодна для жизни. В ходе непростых переговоров экипаж отказывается от первоначальной миссии и отправляется на разведку.

Вопреки элементарным правилам безопасности и здравому смыслу первопроходцы высаживаются на поверхность без специальных костюмов. Капитан отдаёт приказ держать двери челнока закрытыми, и медработник с ним соглашается, а уже через пять минут этой сцены будто и не было: двери нараспашку, хаос вокруг.

Герои обязательно встретят андроида Дэвида из “Прометея” и столкнутся с ксеноморфами нескольких видов, но важно другое. Одну и ту же историю можно рассказать по-разному. В мире “Завета” царит королева случайность. В борьбе за жизнь члены экипажа случайно забывают закрыть дверь, подскальзываются несколько раз на одном и том же месте, стреляют в баллоны с газом, стоя рядом с ними, а в некоторых случаях сами лезут в пасть к врагу. В любом толковании этот художественный прием смотрится дешево и вызывает еще меньше сочувствия, чем напрасная смерть ради напускных эмоций. Их судьба предопределена и известна, по-другому и быть не может. Порой я ловил себя на мысли, что так им и надо — свою премию Дарвина экипаж “Завета” заслужил сполна.

Вдвойне обидно от того, что за бесхитростными трюками Ридли Скотт положил красивое высказывание о творцах и творениях. Устами покорного Уолтера и нарциссического Дэвида (обоих сыграл Майкл Фассбендер) авторы картины размышляют о вечном: смерти, любви и искусстве. Уолтер создан, чтобы служить человеку, а Дэвид за проведенные в одиночестве годы увлекся музыкой и селекцией. В мире нового “Чужого” Дэвид стал творцом, пережил своего создателя и заигрался в бога. Встретив брата в лице Уолтера он непременно попытался объяснить ему красоту бытия. Сцены с двумя Фассбендерами в кадре самые изобретательные, если не сказать больше — они ключевые. В полутьме заброшенных пещер Уолтер и Дэвид словно Каин и Авель говорят о своем предназначении, играют на флейте в четыре руки и как бы невзначай путают Шелли и Байрона, будто намекая нам на наше несовершенство. Без них “Завет” был бы совсем плох и не достоин зрительского внимания даже для поклонников серии.

“Чужой: Завет” — фильм неуверенный в своих высказываниях и неуклюжий в движении. Посмотреть его стоит только если вы большой фанат вселенной. Из живой и пугающей научной фантастики, какой была оригинальная лента 1979 года, франшиза скатилась до мерзкого слешера, с красивыми, но бессмысленными речами андроида о том, тварь ли он дрожащая или право имеет. Сомнительны они только потому, что им в картине отведена сторонняя роль и, если бы расчетливый Дэвид стал главным героем вместо кучки дилетантов с корабля “Завет”, всем от этого было бы только лучше.

Впрочем, нас ведь предупреждали — “Я ненавижу космос. Лучше бы йогой занялся”.